ГЛАВНАЯ
БИОГРАФИЯ
ГАЛЕРЕЯ КАРТИН
СОЧИНЕНИЯ
БЛИЗКИЕ
ТВОРЧЕСТВО
ФИЛЬМЫ
МУЗЕИ
КРУПНЫЕ РАБОТЫ
ПУБЛИКАЦИИ
ФОТО
ССЫЛКИ ГРУППА ВКОНТАКТЕ СТАТЬИ

На правах рекламы:

https://pro-print.su my print dtf печать на одежде.

Главная / Публикации / Наталья Апчинская. «Марк Шагал в Америке»

Наталья Апчинская. «Марк Шагал в Америке»

Бюллетень Музея Марка Шагала. Выпуск 18. Витебск: Витебская областная типография, 2010. С. 28—32.

В 1941 г., благодаря поддержке американского консула в Марселе, Шагалу удалось ускользнуть от петеновской полиции. Спасаясь от нацистов, он бежит с семьей и созданными во Франции произведениями в Лиссабон, откуда отплывает в США. Начинается семилетний период жизни и творчества художника на американской земле. Спустя три года после приезда его постигает большое несчастье — неожиданно умирает Белла, любимая жена, муза, помощница и полном смысле слова «второе я» Мастера. В день, «когда Белла покинула этот свет, — скажет он в послесловии к книге, написанной его женой, — разразился гром, хлынул ливень. Все покрылось тьмой». С большим трудом, прежде всего, благодаря неустанной творческой работе и прирожденному жизнелюбию, Шагал выбирается из тьмы. Немалую роль в его возвращении к жизни сыграла встреча с молодой художницей англо-французского происхождения Вирджинией Хаггард Мак-Нил. В своей книге «Моя жизнь с Шагалом. Семь лет изобилия», вышедшей в 1980-е гг. во французском издательстве «Галлимар»1, Вирджиния подробно рассказывает о том, как развивались их отношения с Шагалом. О жизни в Нью-Йорке и Хай Холлзе, деревушке под Нью-Йорком, где родился их сын, названный Шагалом в честь его единственного рано умершего брата и любимого библейского героя Давидом, а также после возвращения в 1948 г. во Францию, в Вансе, расположенном на Средиземноморском побережье. Никогда не покидающая Шагала память о Белле найдет отражение во многих работах американского периода, но в них будет запечатлен и образ высокой и светловолосой Вирджинии.

В Америке Шагал оказался в среде творческой интеллигенции, бежавшей от нацистов из Франции, Германии и других стран Европы. Здесь были, в частности, были Ф. Леже, А. Массон, Ж. Маритен, А. Бретон, Томас и Генрих Манны, Л. Фейтванглер, Л. Вентури, написавший вскоре монографию о Шагале. Главным маршаном художника в США стал сын Анри Матисса — Пьер Матисс, владевший в Нью-Йорке галереей, в которой Шагал выставлял свои работы. В 1943 г. он встретился с приехавшим из Москвы С. Михоэлсом и поэтом И. Фефером, вскоре ставших жертвой сталинского террора, и передал с ними «Письмо моему родному Витебску», опубликованное в России только в конце 1980-х гг.

О своем американском периоде художник скажет впоследствии: «Я жил и работал в Америке во время всемирной трагедии, затронувшей всех людей. Годы шли, и я не молодел. Но я мог черпать силы из окружавшей меня атмосферы, полной благожелательности, и сохранять все источники моего искусства».

В США были закончены холсты, начатые в 1930-е и даже 1920-е гг. и создано немало новых произведений, отразивших американские впечатления, а также переживания военных лет. Война, шедшая на территории России, и, прежде всего, ужасы Холокоста причиняли Шагалу глубокие страдания. Свою боль он претворял в образы, полные драматизма и в то же время представлявшие собой философское осмысление событий. Характерно в этом плане полотно «Наваждение» (1943), насыщенное мотивами разрушения: горящий дом, напоминающий дом художника в Витебске, брошенное на землю распятие, охваченная отчаяньем и пытающаяся спастись бегством женщина с ребенком, старик с подсвечником, одна из трех ветвей которого разрушена, обозначая гибель трети мирового еврейства. В колорите доминируют красные и оранжево-желтые краски мирового пожара. При всем том, в картине сохраняется ощущение некоего высшего порядка вещей, которое символизирует и «иконная» фигура парящего надо всем «предка», и прорастающее зелеными побегами распятие. В том же году был выполнен рисунок тушью (для Нью-Йоркского журнала «Вог») с изображением кричащей женщины, которая убегает с ребенком на руках и с ужасом смотрит назад — на то, что оставлено и пережито. С неба все это созерцает полный глубокого участия ангел. Божественные силы, как полагал Шагал, являвшийся духовным наследником Каббалы и хасидизма, не управляют миром, но представляют собой высшие сферы, которые пронизывают искрами добра и духовности все сущее.

К 1943 г. относится не менее впечатляющий рисунок под названием «Война» с языками пламени, охватившими домики Витебска, женщиной с младенцем, закрывшей лицо рукой, процессией беженцев и мордой потрясенного животного.

В военные годы Шагал пишет (или заканчивает) изображения живописца у мольберта, превращенные, говоря словами Маяковского, в поэмы «о времени и о себе». Таковы картины «Меж волком и собакой», где в погруженном в ночь, охваченном деструктивными силами мире продолжают существовать жизнь, любовь и творчество, или «Явление семьи художника», в котором собираются излюбленные персонажи Мастера. Особенно выразителен в художественном отношении «Автопортрет с летящими часами». Главный его персонаж кажется вобравшим в себя весь лиризм шагаловского искусства и составляет одно целое с животным, в котором Шагал явил другой свой дар — создавать подлинно волшебные образы. Художник изображен пишущим распятого Христа, которого утешает еврейская невеста в белом. Христос при этом отождествляется с самим Шагалом, ощущавшим себя, по собственным словам, «распятым на мольберте», а еврейская невеста — с Беллой. Надо всем парят окрыленные часы — знак вырывающегося из собственного плена времени.

В Америке Шагал создавал нередко еще более фантасмагоричные, чем прежде, композиции. Этому способствовала, возможно, изоляция от круга привычных впечатлений, а также знакомство с экзотическим миром Мексики, с ее природой и фольклором. Петухи и лошади, всегда населявшие полотна и графические листы Шагала, теперь вырастают до гигантских размеров и становятся еще более чудесными. Таков холст 1944 г. «Слушая петуха», в котором петух, как в фольклоре многих народов мира, является олицетворением времени, огня, солнца и активного творческого и мужского начала. Главного персонажа дополняет корова с человеческой головой, рожденное в ночи дерево тянется к солнцу, и все в целом создает образ, полный глубины и радости.

В картине «Жонглер» (1945) предстает гибрид циркового артиста с петухом. Крылья готовы вознести его в небо, но при этом он словно вырастает из витебской земли, что подчеркнуто растительным узором на его теле. Цирк становится знаком метаморфоз и круговращения бытия, цирковая арена отождествляется с жизненной, стенные часы уплощены и переброшены через руку героя (прием, вероятно, заимствованный у С. Дали), и хотя на их циферблате обозначен конкретный час, подчеркивается цикличность времени.

В Америке Шагал закончил полотно «Падение ангела», над которым работал с 1920х гг. и в котором катастрофические события, происходящие на земле, предопределены надмирной катастрофой — отпадением от Бога Люцифера и его несущим гибель падением в земной мир. В 1940-е гг. был также переписан холст «Революция», выполненный в 1930-е гг. Вместо него возник триптих из картин под названием «Сопротивление», «Освобождение» и «Возрождение». Место Ленина в них занял распятый Христос, ибо, по мысли художника, подлинный переворот осуществляется духовным усилием, жертвенной любовью и страданием. Христос показан в этой, как и в других работах Шагала (например, в знаменитом «Белом распятии» 1938 г.) не Мессией, а одним из еврейских пророков и мучеников, заставляющим вспоминать строчки ранней Цветаевой:

По всей земле — от края и до края —
Распятие и снятие с креста.
С последним из твоих сынов, Израиль,
Воистину, мы погребем Христа.2

Во время пребывания в США Шагал продолжал работу в области книжной иллюстрации. В частности, создал замечательные иллюстрации к книге стихов И. Фефера. Среди них особенно впечатляет лист с изображением огромного крылатого коня, несущего сани над русской деревней. Но главное событие в графическом творчестве Шагала в американский период — освоение техники цветной литографии, которая займет огромное место в искусстве художника после возвращения в Европу. В 1946—1948 гг. он выполнил 13 ослепительных по красоте цвета литографий (которым предшествовали не менее прекрасные гуаши, обычно предварявшие выполненные в разной технике произведения Шагала) к арабским «Сказкам 1001 ночи» В этих литографиях зрителю предстает мир поистине сказочных превращений, сочетающий в себе вдохновенный порыв, чувственность и мистицизм.

В США Шагал возвращается после двадцатилетнего перерыва к работе для театра. Отныне это уже не еврейский по тематике и не драматический театр, а театр балетный (позже — также оперный), не требующий сложных мизансцен и в меньшей степени подчиненный диктату режиссера, позволяющий создавать эскизы костюмов и декорации в виде живописных панно в свободно-ассоциативном стиле.

Вскоре после прибытия Шагала в Америку Балетный театр Нью-Йорка при поддержке известного импресарио Сола Юрока заказывает художнику оформление балета «Алеко», который был поставлен балетмейстером и танцором Л. Мясином с либретто по поэме А.С. Пушкина «Цыганы» и на музыку «Фортепьянного трио» П.И. Чайковского, посвященного А. Рубинштейну, («Памяти великого артиста»). По свидетельству французского искусствоведа Жака Лассэня, автора книги «Марк Шагал. Рисунки и акварели для балета», Шагал в течение нескольких месяцев лихорадочно работал с Мясиным в своей мастерской на Риверсайд-Драйв, 42. Мясин приходил каждый день и ставил пластинки с музыкой Чайковского, а Белла читала вслух «Цыган». Как пишет Лассэнь, «Мясин с самого начала отдался видению Шагала, который этап за этапом воссоздавал на кальке образы балета».3 Однако из-за высокой стоимости декораций в Нью-Йорке пришлось ехать в Мексику, где труппа была с энтузиазмом встречена местной художественной и театральной общественностью. Мексиканцы и европейцы, беженцы из Испании и Франции, с нетерпением ожидали премьеры спектакля, состоявшейся 10 сентября 1942 г. Семья Шагала, обосновавшаяся на окраине Мехико, была вынуждена каждый день проделывать длинный путь к театру, во время которого художник погружался в тропическую флору и экзотическую жизнь мексиканской столицы.

К четырем актам «Алеко» Шагал выполнил серию эскизов костюмов, свободно варьирующих цыганские мотивы, и четыре больших панно — «Любовь в лунном свете», «Карнавал», «Два солнца» (или «Пшеничное поле после полудня») и «Видение Петербурга». Особенно впечатляет последнее, служившее задником к четвертому акту.

Беседуя с Лассэнем о постановке «Алеко» и последующей «Жар-птицы» И. Стравинского, Шагал подчеркивал, что хотел проникнуть в суть обоих балетов «без копирования чего-либо». «Я не хотел представлять что-то. Я хотел, чтобы цвет говорил и играл сам по себе. Есть ведь разница между миром, в котором мы живем, и тем, в который мы входим в театре»4

При всем том, художник не создавал абстрактных композиций. В частности, в панно последнего акта именно представлено видение пушкинского Петербурга — города, откуда пришел Алеко и где провел немало лет сам Шагал. Он окрашен в цвет крови, пролитой героем поэмы, и соседствует с кладбищем в зеленом пятне краски, напоминающем об убитых Земфире и ее возлюбленном. Однако если вспомнить, что декорации создавались в страшном для Ленинграда 1942 г., унесшем сотни тысяч жизней жителей города, во всем этом нельзя не увидеть и впечатляющего образа блокады, независимо от того, сделал ли это художник сознательно или интуитивно. И все же изображение гибнущего Петербурга — лишь часть композиции. Надо всем, в клубящейся оливково-жемчужной бездне неба возносится белый конь с повозкой, предназначенной для пророка Илии. В панно последний отсутствует, но сам конь очеловечен, одухотворен и мистичен. Он движется к солнцу, в котором вдобавок сияет синагогальная люстра, олицетворяющая духовную природу излучаемого света. Страшные события, происходящие на земле, показаны как этап мировой мистерии, побеждающей саму смерть.

Спустя несколько лет Нью-Йоркский балетный театр осуществил еще одну постановку — «Жар-птицу» Стравинского. Впервые балет был показан в Париже в 1910 г. во время «дягилевских сезонов». Хореография была выполнена Фокиным, декорации — Головиным и Бакстом. Новые образы, созданные Шагалом, не имели ничего общего с утонченной стилизацией под народное искусство, созданной сценографами начала ХХ века. Шагал как бы вывел из глубины веков подлинную стихию фольклора и проник в глубины мифа, оставаясь художником своего столетия, обладающим ярко выраженным индивидуальным видением.

Среди замечательных эскизов костюмов и декораций к «Жар-птице» особенно впечатляет занавес, служивший «фоном» к увертюре к балету. На темно-синем небе возникает странное видение — женщина-птица в переливчатых зеленовато-белых и голубых тонах, с ярким букетом в руке, с крыльями, загадочной птичьей головой, увенчанной короной, и женским лицом, перевернутым по отношению к туловищу и обращенным к небу — лицом Беллы.

Завершением театральной деятельности Шагала явилось оформление оперы Моцарта «Волшебная флейта», выполненное для Нью-Йоркской Метрополитен Оперы, когда художник уже давно жил во Франции.

Шагал не раз признавался в любви к Моцарту, считая его музыку «гармоничной, духовной и религиозной». «Волшебная флейта» была особенно близка ему соединением серьезной и «комической» (народной) оперы, любовной истории с гротеском и буффонадой, религиозно-философской (масонской) проблематики с волшебной сказкой. К постановке в Метрополитен Опере, состоявшейся в феврале 1967 г., художник создал 12 больших панно (включая те, которые украшают сейчас фасад здания), 26 холстов меньшего масштаба, свыше 120 эскизов костюмов и масок.

В послевоенный период Шагал стремится к более широкому распространению своего «послания» и к акцентированию с помощью новых художественных техник разных аспектов образного содержания своего искусства. Он становится мастером витража, керамики, скульптуры, мозаики и гобелена. Витраж по праву занимает в этом ряду первое место. Именно в нем нашло завершение неуклонное стремление художника ко все большей светоносности цвета, и наиболее полно выразилась сущность Шагала как одного из самых религиозных и мистичных в своих образах мастеров ХХ века. Сам художник называл витраж «стеклянной перегородкой между своим сердцем и сердцевиной мироздания».

Освоив в конце 1950-х гг. современную технику изготовления цветных стекол, Шагал внес в нее творческие коррективы и на протяжении 1960-х и 1970-х гг. выполнил в знаменитой мастерской Ж. Симона в Реймсе все свои грандиозные витражные циклы — для Синагоги медицинского центра Хадасса в Иерусалиме, храмов в Меце, Майнце и других местах Европы и Америки (а также для ряда общественных зданий). По словам витражного мастера Ш. Марка, в Шагале ощущалось сознание избравшей его высшей силы, к которой оказывались приобщенными работавшие с ним люди.

В США о витражном творчестве мастера можно судить по композиции «Мир» для здания ООН в Нью-Йорке, посвященной памяти Д. Хаммаршельда (генерального секретаря ООН) и еще 15 человек, погибших с ним в авиакатастрофе. Витраж, установленный в 1964 г., представляет пророчество Исайи о грядущем содружестве всех земных существ. Но самое значительное витражное творение Шагала в США, выполненное в те же годы, — ансамбль для «Единой Церкви» (Union Church), расположенной в бывшем имении Рокфеллеров (ныне превращенном в музей) в местечке Pocanticco Hills, находящемся недалеко от Нью-Йорка.

В торцовой части нефа храма, принадлежащего к либерально-экуменической ветви протестантской церкви, в 1956 г. был установлен витраж А. Матисса — последнее монументальное творение мастера, умершего в 1954 г. Композиция представляет собой совершенную по пропорциям, гармоничную по цвету и полную пластической мощи розетку, являющуюся как бы современной версией «розы» порталов готических соборов и отдаленно напоминающую также буддийскую «мандолу». На другом торце нефа можно видеть большой шагаловский витраж «Добрый самаритянин». Темой этого произведения явилась притча из Евангелия от Луки, в которой рассказывается о простом жителе Самарии, спасшем раненого разбойниками человека. Установленный в 1964 г. витраж был посвящен памяти Д. Рокфеллера, который не только стал американским и мировым символом богатства, но также прославился как филантроп.

В отличие от Матисса, Шагал создал фигуративную и повествовательную композицию, экспрессивную, наполненную движением и проникнутую мистическим чувством.

В нижней части витража изображен «крупным планом» самаритянин, к которому приникает спасенный им человек — все в целом являет образ сокровенного, трудно передаваемого в словах чувства. Вверху среди многих мотивов выделяются распятие и Мария, оплакивающая Христа. С неба спускаются ангелы, происходит коловращение миров. Бесчисленные стеклянные плакетки разных конфигураций, из которых составлен витраж, создают впечатление многомерного пространства. Сияют синие всех оттенков, зеленые, красные, оранжевые, желтые и белые тона. Объединенная в одно целое на каком-то высшем уровне пластическая и цветовая композиция являет, говоря словами О. Мандельштама, «хаос иудейский», восходящий, в конечном счете, к содержащемуся в Каббале учению о сотворении мира и разбиении «сосудов света» на тысячи осколков.

Рядом с описанным, в боковом окне размещен витраж «Распятие», посвященный памяти безвременного погибшего правнука Рокфеллера. «Программой» этой работы явились слова из Евангелия от Матфея: «Просите и дано будет вам». К преклоненному молящемуся слетает ангел, в то время как от распятия льются потоки света. Семь других боковых стекол представляют пророков Иоиля, Даниила, Исайю, Иезекииля, Иеремию и Илию. Как обычно, Шагал соединяет в образах мистику и психологию. Кроткий и углубленный Иоиль погружен в религиозную медитацию. К устам Исайи, очищая их, приникает ангел. Иезекииль готовится съесть свиток, который ему протягивает посланец неба. Даниил почти отрывается от земли в своем порыве к Богу. В слепящем золотом свете Илия возносится в небо на огненной колеснице, запряженной преображенными лошадьми. Иеремия погружен в глубокую скорбь. Еще один витраж представляет херувима, страшного своей «неотмирностью».

В то время как в витражах Шагала краски просвечивались светом, в его керамике происходило очищение цвета огнем — стихии, глубоко родственной художнику. В составленной из кусочков керамики мозаике его привлекала одновременно дискретность структуры и возможность создавать протяженные в пространстве композиции, демонстрирующие не только богатство цвета и света, но также единство макро- и микрокосма, характерное для всего творчества Мастера из Витебска. Такова, в частности, замечательная мозаичная композиция, установленная в 1974 г.у перед Банком в Чикаго — последнее произведение Шагала, созданное в США.

Наталья Апчинская,
кандидат искусствоведения,
г. Москва, Россия.

Примечания

1. В 2007 г. книга была издана на русском языке в Москве издательством «Текст».

2. Стихотворение Марины Цветаевой «Евреям» (1916) (Цветаева М. Собрание сочинений в семи томах. Т. 1. М., 1994. С. 322).

3. Lassaigne J. Marc Chagall. Dessines et aquarelles pour le Ballet. Paris, 1969. Р. 25.

4. Ibidem. P. 15.

  Яндекс.Метрика Главная Контакты Гостевая книга Карта сайта

© 2024 Марк Шагал (Marc Chagall)
При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна.